И Крым накрыл Чернобыль ...

Весна 1986 года. Я на крымской земле. Стою на берегу Азовского моря. За моей спиной современный поселок энергетиков. Вдали видны башенные краны – это стройплощадка Крымской АЭС.

Я только что прилетел из Томска-7, где проработал на СХК более 20 лет. Здесь я буду заниматься прежней работой – радиационной безопасностью станции и окружающей среды.

А пока я наслаждаюсь этой средой: чистейшим морским воздухом, плеском волн, криком чаек. Мне 45 лет. Я уже дед. У меня недавно появилась внучка Надежда.

До «роковой даты» оставалось ровно 2 недели.

О случившейся на ЧАЭС аварии узнал 28 апреля, как говорится, из первых уст. А было это так. Рано утром мой сосед по общежитию Юра КОРОСТЕЛЕВ (бывший работник СХК-5, начальник смены ЧАЭС) забежал ко мне в комнату со словами: «Олег, ты на машине? Выручай, нужно встретить жену, жителей Припяти эвакуировали!»

Из рассказа Людмилы, жены Ю.КОРОСТЕЛЕВА, я понял серьезность аварии. У меня в общежитии находился прибор СРП-68-01, но стрелка прибора зашкалила, лишь я открыл дверь в их комнату. Предложив немедленно вынести все привезенные вещи на балкон, я съездил за прибором ДРГ-01, диапазон измерения которого в 1000 раз больше. Замеры ошеломили меня:

- щитовидная железа – до 100 мкР/час

- одежда – до 100 мкР/сек;

При фоне 10 мкР/час

Таких значений вне рабочей зоны мне не приходилось видеть в Томске-7.

Срочно доложили директору станции ДМИТЕРКО Олегу Сергеевичу (бывший главный инженер СХК-5). Он не поверил мне. Пришлось привезти косметичку Людмилы и произвести замер. Убедившись лично, что такие значения у жителей Припяти, он тут же позвонил в обком партии, в комитет госбезопасности, местные органы власти.

Оперативно был создан штаб по приему эвакуированных из Припяти. Возглавить его поручили мне. Необходимых приборов для более точного измерения на станции еще не было. Пришлось срочно обратиться к контр-адмиралу Черноморского флота КОРОТКОВУ, получить разрешение на въезд в Севастополь, на посещение военно-морского инженерного училища, где находился учебный ядерный реактор для подводных лодок и имелась спектрометрическая лаборатория. Там провели анализы на полупроводниковом детекторе, получили отчетливый гамма-спектр. Стало ясно – все радионуклиды из активной зоны реактора. Значит, авария связана с ее разрушением.

Это уже требовало быстрых и четких действий не только нашей лаборатории. На въезде на полуостров был организован КПП военных моряков. Мы установили контроль за водой из Северо-Крымского канала, за воздухом и грунтом. Всю необходимую помощь предоставляли немедленно. Институт биологии южных морей (ИнБЮМ) выделил нам сцинтилляционный спектрометр. В п. Щелкино во временном общежитии со всеми удобствами разместили группу радиационного контроля с круглосуточной сменной работой, отдел кадров, паспортный стол и другие службы. В течение мая-июня мы приняли 650 человек эвакуированных из Припяти. Желающие жить и работать на АЭС получили жилье. Увы, моей семье пришлось задержаться в Томске-7 еще на 2 года.

Свою территорию мы контролировали тщательно. Боялись, что и ее накроет радиоактивное облако. Но все обходилось. Результаты я докладывал ежедневно директору станции и в Москву. Но однажды экспедиция из Киевского института ядерных исследований АН УССР, которая производила контроль воздуха и грунта, огорошила меня своими результатами замеров. Они отличались  от наших данных на порядок и более. За своих лаборантов я ручался. Дисциплина была, ответственность тоже. В чем же дело? Сравнил приборы своих и ученых, расспросил о методике измерений. Оказалось, они производили замеры, не выходя из машины. Вверх датчик – замер воздуха, вниз – грунта. Я подошел со своим прибором к их машине. Она фонила прилично. Значит, пройдя от Киева до Крыма, машина «нацепляла грязи как кутька блох», ее  те и замеряли. Машину пришлось поставить на штрафную площадку. Горе-ученые исчезли незаметно. На утренней планерке Олег Сергеевич ДМИТЕРКО не без гордости сказал: «Ну что, утерли нос ученым!»

В Томске-7 я зашел к своим коллегам в СЭС. Меня угощают чаем. Я спрашиваю в шутку – у вас чай с сахаром или с цезием? Не понимают. Тогда я предлагаю его проверить на спектрометре. Убеждаются, что в моей шутке приличная доля правды. Еще в Крыму, проверяя базу ОРСа, мы обнаружили грузинский чай с активностью 10-⁸ Ки/кг по цезию. Позже активными оказались замороженные польские ягоды. Контроль загрязненности  товаров мы продолжали до закрытия Крымской АЭС.

Не буду подробно останавливаться на событиях, последовавших после аварии. Они были печальными. Закрывались одна за другой строящиеся АЭС. Огромный поток публикаций, выступлений против АЭС сделали свое «зеленое» дело. Все наши попытки объяснить разницу между реакторами ЧАЭС и строящимися в Крыму натыкались на стену непонимания на всех уровнях. В конце 1989 года

строительство было прекращено. На ЧАЭС продолжалась работа по ликвидации последствий аварии. Оттуда я неоднократно получал приглашения на работу, но все оттягивал. Время пришло делать, делать было нечего, до пенсии еще год. Поехал.

Генеральный директор НПО «Припять» СЕДОВ М.А. (бывший директор СХК-45) направил меня в НТЦ (научно-технический центр) ведущим инженером технологом НИО (научно-исследовательского отдела). Занимался я вопросами радиационного мониторинга 30-километровой зоны. Принимал участие в организации и проведении общесоюзных и международных конференций по этой тематике. Оформлял договора институтов, организаций на проведение работ в этой зоне. Работа была интересной, но вахтовый метод меня никак не устраивал. По этой причине доработал до пенсии и уволился.

За работу в НТЦ НПО «Припять» награжден почетной грамотой «За личный вклад в работы по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС».

В апреле 2002 года Указом президента РФ награжден медалью «За спасение погибавших».

Сложившаяся обстановка в стране, в городе энергетиков Щелкино, ухудшающееся здоровье заставили меня вернуться на Урал. Туда, где я учился в Уральском политехническом институте на физико-техническом факультете, после окончания которого и был направлен в Томск-7 на СХК.

В настоящее время – я инвалид I группы по заболеванию, связанному с работой на ЧАЭС.

Сколько прошло времени после аварии, сужу по внучке Надежде, которая стала моим продолжением. Учится там же в УПИ на том же физтехе на кафедре «Управление инновациями» Студентка 3-го курса. Отличница.

Январь 2006 года